ед?
   Делия в ответ заерзала и что-то пропищала.
   - Я знаю хорошее место, - сказал юноша.
   - А там есть пломбир?
   - Там самый лучший пломбир, - заверил он ее серьезным безжизненным
  голосом.
   - Я обожаю пломбир. Делия больше любит лимонад.
   - Так пойдем, Фред, - сказал юноша.
   Хейл встал. Руки его дрожали. Вот она - реальность! Юноша, рана,
  нанесенная бритвой, жизнь, вытекающая вместе с кровью и болью, а вовсе не
  эти шезлонги, не завивка перманент, не миниатюрные автомобили, описывающие
  дугу на Дворцовом молу. Земля закачалась у него под ногами, и только мысль
  о том, куда его могут унести, если он потеряет сознание, спасла Хейла от
  обморока. Но даже и тут природная гордость, инстинктивное отвращение к
  скандалу победили в нем все остальные чувства; стыд пересилил ужас, не
  позволил Хейлу громко закричать от страха и даже принудил его внешне
  остаться спокойным. Если бы юноша не заговорил снова, Хейл, может быть, и
  пошел бы с ним.
   - Ну что ж, пошли, Фред, - сказал юноша.
   - Нет, - проговорил Хейл. - Я не пойду. Я не знаю его. Меня зовут не
  Фред. Я в первый раз его вижу. Это какой-то нахал. - И он быстро зашагал
  прочь, опустив голову и теперь уже совсем потеряв надежду. Время его
  истекало; он хотел только одного: двигаться, оставаться на ярком солнце; и
  вдруг он услышал, как далеко на набережной поет хмельной женский голос,
  поет о невестах и букетах, о лилиях и траурной вуали -