цовый мол; толпа окружала их
  плотным кольцом, люди проходили туда и обратно через турникеты, глазея на
  торговца часами; нигде не было никаких признаков старой машины марки
  "моррис".
   - Тебе незачем умываться, Айда, - взмолился Хейл. - Ты и так прекрасно
  выглядишь.
   - Нет, мне надо умыться, - ответила она. - Я вся в поту. Подожди меня
  здесь. Я только на две минуты.
   - Здесь негде как следует помыться, - настаивал Хейл. - Пойдем в отель,
  там выпьем...
   - Я не могу терпеть, Фред. Правда, не могу. Ну, будь умницей.
   Хейл сказал:
   - Вот тебе десять шиллингов. Лучше возьми их сейчас, пока я не забыл.
   - Право, это очень мило с твоей стороны, Фред. Это тебя не разорит?
   - Так поскорее, Айда, - повторил Хейл. - Я буду здесь. На этом самом
  месте. Возле этого турникета. Ты ведь недолго, правда? Я буду здесь, -
  повторил он, положив руку на барьер у турникета.
   - Знаешь, - сказала Айда, - можно подумать, что ты влюбился.
   И она с нежностью пронесла в себе его образ вниз по ступеням к дамскому
  туалету: маленький, изрядно потрепанный человек с обкусанными ногтями (от
  нее ничто не ускользнуло), с чернильными пятнами на пальцах, схватившийся
  рукой за железный барьер. "Хороший старикан, - подумала она. - Мне он
  понравился еще в том баре, хотя я и посмеялась над ним".
   И она снова запела, на этот раз потихоньку, своим теплым хмельным
  голосом: "Той ночью, в аллее, лорд Ротшильд мне сказал..." Давно