обращал внимания на Хейла, ни у кого в руках не видно было
  "Мессенджера". Он аккуратно положил одну из своих карточек на крышку
  корзины для мусора и пошел дальше, одинокий, с обкусанными ногтями и
  пальцами в чернильных пятнах. Он ощутил одиночество только после того, как
  выпил третью рюмку джина: до этого он презирал толпу, а теперь
  почувствовал в ней что-то родное. Он происходил из тех же кварталов, что и
  все эти люди, его всегда тянуло к аттракционам, к дешевым увеселительным
  заведениям на молу, хотя более высокий заработок обязывал его делать вид,
  что он стремится к чему-то другому. Он хотел бы вернуться к этим людям...
  но теперь ему оставалось только прогуливаться по набережной, и на губах
  его застыла насмешливая улыбка - знак одиночества. Где-то, невидимая ему,
  пела женщина: "Когда я в поезде из Брайтона неслась..." Звучный,
  бархатистый, как пиво, голос доносился из общего зала бара. Хейл завернул
  в малый зал и оттуда через два других зала, сквозь стеклянную перегородку
  стал смотреть на ее пышные прелести.
   Женщина была еще не старая, хотя ей было далеко за тридцать, а может
  быть, лет сорок с небольшим, и лишь слегка под хмельком, в добродушном,
  общительном настроении. Ее вид наводил на мысль о матери, кормящей грудью
  младенца, но если эта женщина и рожала детей, то она все же не давала себе
  опускаться и продолжала следить за собой. Об этом свидетельствовали ее
  накрашенные