убы, а также уверенность, исходившая от всего ее крупного
  тела. Она была полная, но не расплылась и сохранила фигуру - это было
  очевидно любому знатоку.
   Хейл принадлежал к таким знатокам. Он был мужчина небольшого роста и
  взирал на нее с завистливым вожделением поверх движущегося желоба с
  опрокинутыми в нем пустыми стаканами, поверх пивных кранов, между плечами
  двух официантов в общем зале бара.
   - Спойте мне еще. Лили, - сказал один из тех, кто был с ней, и она
  начала:
  
   Той ночью, в аллее,
   Лорд Ротшильд мне сказал...
  
   Она никак не могла пропеть больше нескольких строк. Ей было смешно, это
  мешало ей петь в полный голос, но она помнила множество разных баллад. Ни
  одной из них Хейл никогда раньше не слышал; поднеся рюмку к губам, он с
  тоской смотрел на нее, а она запела новую песню.
   - Фред, - произнес чей-то голос позади, - Фред.
   Джин выплеснулся из бокала Хейла на стойку бара. Из дверей на него
  пристально смотрел юноша лет семнадцати. Потертый щегольской костюм,
  служивший так долго, что материал его совсем износился, лицо, исполненное
  жадного напряжения и какой-то отталкивающей и противоестественной гордыни.
   - Какого тебе Фреда? - спросил Хейл. - Я не Фред.
   - Это неважно, - ответил юноша. Он повернулся к двери, оглядываясь на
  Хейла через узкое плечо.
   - Куда ты?
   - Сообщить твоим приятелям, - ответил юноша.
   Они были в зале одни, не считая старика посыльного,