арые портьеры из
  пурпурного плюша, чтобы закрыться от серых небес и дымовых труб. Затем она
  поправила диван-кровать и подвинула к столу два стула. Из-за стекла буфета
  на нее взглянула ее жизнь, уютная жизнь: фарфоровые безделушки, купленные
  на побережье, фотография Тома, книги Эдгара Уоллеса и Нетты Сиретт,
  приобретенные у букиниста, ноты, журнал "Добрые друзья", портрет ее
  матери, опять фарфоровые безделушки, несколько стоявших вместе зверушек из
  дерева и резины, мелочи, подаренные приятелями; спиритическая доска.
   Она осторожно вынула доску и заперла буфет. Плоская овальная доска из
  полированного дерева на маленьких колесиках была похожа на какое-то
  насекомое, выползшее из ящика в подвале на кухне. Но на самом деле ее
  сделал старик Кроу; он тихонько постучался в дверь и вошел бочком: седые
  волосы, бледное лицо, близорукие, подслеповатые глазки, щурящиеся на голый
  светлый шар настольной лампы. Айда бросила на лампу розовый вязаный шарф,
  чтобы смягчить свет и поберечь его глаза.
   - Вам нужно спросить у него что-нибудь, Айда? - поинтересовался старик
  Кроу. Он слегка дрожал от нетерпения, испуганный и заинтригованный. Айда
  очинила карандаш и вставила его в отверстие на узком конце доски.
   - Садитесь, дедушка Кроу. Что вы сегодня днем делали?
   - У жильцов двадцать седьмого номера были похороны. Умер один из этих
  студентов-индийцев.
   - Я тоже была на похоронах. У вас были хорошие?
   - В наше