рогая машину.
   - Каз-зел... - и юнец, уже изрядно поддавший, принялся нудно и
  многословно рассказывать то ли своей Джульетте, то ли Родиону, как они с
  ребятами намедни подловили на темной окраине одного такого мусора и прыгали
  на нем, пока не надоело, а потом кинули его, падлу позорную, в незакрытый
  колодец теплотрассы, где он, надо полагать, благополучно и помер. Голову
  можно прозакладывать против рублевой монетки, что все это была чистейшая
  брехня. А может, и нет, чистейшая правда. Нынче никогда неизвестно. Не далее
  как вчера, когда Родион ехал по бесконечному, как Галактика, проспекту имени
  газеты "Шантарский рабочий" и дисциплинированно притормозил на красный,
  перед самым капотом пронесся взмыленный сопляк, лет этак двенадцати, а за
  ним наперерез движению промчался сверстник, на ходу запихивая патроны в
  барабан нагана. И наган, и патроны, насколько Родион мог судить по
  армейскому опыту, были боевыми. Так что черт их поймет, нынешних
  тинейджеров...
   - Куда теперь? - спросил он, не оборачиваясь. За его спиной отрок,
  прикрякивая, сковыривал пластмассовую пробку с бутылки портвейна, а его
  подружка распечатывала шоколадку. "Уже вторая бутылка, - подумал Родион, -
  ведь окосеют, голубочки, вытаскивать придется волоком..."
   - Куда теперь едем? - повторил он громче. За спиной булькало. Потом отрок
  чуть заплетающимся языком спросил у подружки:
   - А может, к Нинке?
   - Прокол, - ответила она, не раздумывая.