и не
  полагалось ему выражать свое отношение к происходящему, благо в коробочке
  лежали уже три смятые полусотенные - унизительно для интеллигента и
  инженера, а ничего не поделаешь. Интересно, откуда у паршивца столько денег?
  А откуда угодно...
   Брезгливость давно притупилась, хотя интеллигентская душа по старой
  памяти беззвучно бунтовала. Некая заноза прочно сидела в подсознании, и он
  боялся признаться самому себе, что она называется весьма незатейливо.
  Зависть. Эти, новые, пусть даже от горшка два вершка, чувствовали себя
  хозяевами жизни - в этом-то все и дело, а вовсе не в деньгах, которых у них
  гораздо больше, и всегда будет гораздо больше...
   Свернув во двор у девятиэтажки с книжным магазином на первом этаже -
  магазин ухитрился уцелеть в нынешние печальные времена, но половину зала,
  как водится, отдал под ларек с китайским ширпотребом - он уже думал, что
  отделался, наконец, от сопляков, избравших его машину территорией любви.
  Рано радовался. кавалер, хоть и пьяный, проявил предусмотрительность:
   - Юлька, сиди здесь, - распорядился он, выбираясь из машины с некоторым
  трудом. - Пойду на разведку, а то если Катькина бабка тебя увидит... Ты
  смотри, шеф, ее до меня не трахни... - и, пошатываясь, направился к
  единственному подъезду.
   - Веселый у тебя кавалер, - бросил Родион, выщелкивая из пачки сигарету.
   - Не хуже, чем у других, - отрезала соплюшка. - Кинь табачку, дядя. И не
  смотри ты на меня прокурорскими