и поеду!" - упрямо сказала я себе и шагнула в неустойчивую,
  колеблющуюся на воде лодку.
   ...С этого все и началось. Иногда мы виделись часто, иногда реже, но не
  проходило недели, чтобы мы не встретились или не поговорили по телефону.
   Однажды мне захотелось познакомить Толю с отцом, но из этого ничего
  путного не получилось. Отец мой - человек сухой, неразговорчивый и к людям
  подходит с какими-то старомодными, жесткими, ему одному попятными мерками.
  Мне даже странным кажется, что такой человек, как он, старый член партии,
  участник революционных боев, начисто лишен чувства романтики. Иногда я
  смотрю на него и думаю, что он вообще скорее похож на бухгалтера, чем на
  кадрового рабочего, мастера огромного цеха. Педант! Утром в будни и
  праздники встает всегда в одно и то же время, минута в минуту; газета
  должна ждать его аккуратно сложенной, и никто не смеет к ней прикасаться -
  ни я, ни мама, - пока он ее не прочтет; обед, когда отец приходит с
  работы, должен уже стоять на столе, а щи - он почти всегда ест на первое
  щи - должны быть горячими, как кипяток. Докторов отец не признавал, а
  если, случалось, заболевал, то лечился травами, которые мать всегда
  хранила в пакетиках на отдельной полке кухонного шкафчика...
   Я кое-что рассказала Анатолию о моем отце, и он пришел, так сказать,
  уже подготовленный. Наверное, поэтому и решил польстить отцу и затеял
  какой-то разговор о революции. При этом, кажется,