вшим у самого края стола генералом,
  сбежал по лесенке вниз и исчез. Генерал, не читая, аккуратно сложил
  записки в стопку и передал соседу - тоже генералу, хорошо известному по
  портретам. Так, путешествуя по ряду, они дошли до Тимошенко.
   "А вдруг... и моя там? - снова с тревогой подумал Звягинцев. - А что,
  если я не заметил..."
   "А, ерунда!" - успокоил он себя. Если даже предположить, что записка
  дойдет или уже дошла до президиума, ему все равно не дадут слова. Кто он
  такой, кому он известен? Да и совещание, по слухам, вообще должно завтра
  закончиться. И говорят, что еще предстоит выступление самого Сталина...
   Звягинцеву дали слово на вечернем заседании.
   В первую секунду после того, как председательствующий объявил его
  фамилию, Звягинцев не двинулся с места. Он понял, что ведет себя нелепо,
  глупо, лишь после того, как в зале началось легкое движение и люди стали
  оборачиваться и поглядывать по сторонам в поисках объявленного оратора.
   И тогда Звягинцев вскочил и быстрым шагом, чуть ли не бегом направился
  по проходу к той далекой и страшной лесенке, ведущей в президиум.
   ...Он не помнил, как говорил, но хорошо помнил - о чем. Без
  подготовленного текста, даже без конспекта Звягинцев произнес вслух то, о
  чем думал во время так задевшего его выступления маршала на утреннем
  заседании. В эти минуты он не видел перед собой людей, забыл и о тех, кто
  сидел за его спиной, - о маршалах, генералах