онечно, подвижность инженерных войск!" -
  в следующую же секунду повторил он про себя.
   И тогда очень громко сказал:
   - Конечно, товарищ Сталин, именно так!
   И поспешно добавил, как бы беспокоясь, что Сталин не поймет смысла его
  ответа:
   - Ведь только в этом случае мы сможем обеспечить быстрое движение
  другим родам войск, особенно танкам и артиллерии.
   Сталин сделал движение рукой с зажатой в ней трубкой, которое могло
  означать все что угодно, в том числе и то, что он разделяет точку зрения
  Звягинцева. Но тому показалось, что Сталин все же не понял его.
   И тогда, боясь, что сейчас Сталин скажет нечто такое, что опровергнет
  его мысль, откинет ее как нечто несущественное, Звягинцев стал торопливо и
  сбивчиво говорить о том, что происходит на поле боя, когда танки и
  бронемашины уходят вперед, а потом беспомощно останавливаются перед
  взорванными мостами, надолбами и противотанковыми рвами, потому что нет
  саперов, потому что они остались где-то далеко позади или у них нет
  механизмов для скоростных работ...
   Он очнулся, только уже сидя на своем месте. Не помнил, как кончил свою
  речь, как шел по проходу к своему дальнему ряду.
   На трибуне стоял уже другой оратор, генерал, фамилию которого Звягинцев
  не расслышал, да он и вообще ничего не слышал и не видел, будучи весь под
  впечатлением всего происшедшего и еще не чувствуя того огромного
  облегчения, которое пришло несколькими минутами позже.