,
  приближалась весна.
   Она не убрала руку и, казалось даже не замечая прикосновения
  Звягинцева, глядела куда-то вдаль, занятая своими мыслями.
   Потом как будто вернулась на землю, легким, едва ощутимым движением
  освободила свою руку, улыбнулась и сказала:
   - Как это, наверное, хорошо - вернуться из этого ада в ярко освещенный,
  мирный город... А знаете, Алексей, я вам завидую!
   - Ну, завидовать тут нечему, - сказал Звягинцев, думая, что она имеет в
  виду его пребывание на фронте, - каждый делает то, что ему положено. А я
  человек военный.
   - Нет, я не об этом, - тихо ответила Вера. - Просто вы видите теперь
  все другими глазами. И эти улицы, фонари и людей... Видите то, чего не
  вижу я... Вам не кажется, Алеша, что эта избитая фраза о том, что все
  познается в сравнении, приобрела теперь для вас и для всех тех, кто был на
  фронте, особый смысл? Вы ведь заглянули в другой мир, ну, в какое-то иное
  измерение... А потом вернулись в наше. И вам все должно видеться иначе.
  Огни - светлее, краски - ярче...
   ...У подъезда дома, где жила Вера, они еще несколько минут постояли.
   - Ну вот, а теперь надо прощаться, - сказала Вера и добавила: - Я очень
  рада, что мы... познакомились.
   Она протянула ему руку, он на мгновение задержал в своей ладони ее
  маленькую, узкую кисть.
   Потом Звягинцев одиноко стоял у подъезда, в котором несколько секунд
  назад скрылась Вера, и с недоумением прислушивался к овладевшему