войственным ему голосом сказал Королев,
  - ты что полагаешь... он... ну... он уверен, что придется воевать?
  Считает, что будем?.. Наверняка?
   - Думаю, что уверен, - твердо ответил Звягинцев.
   С минуту они молчали.
   - Ладно, - сказал Королев, расправляя складки своей гимнастерки и снова
  подходя к столу. - Тогда давай выпьем по последней, и я пойду чемодан
  уложу. - Он посмотрел на часы. - Через сорок минут на вокзал...
  
  
  
  2
  
   12 ноября 1940 года по Унтер-ден-Линден, некогда одной из самых
  красивых и многолюдных улиц холодного, чопорного Берлина, двигался
  автомобильный кортеж - четыре черных "мерседеса".
   Впереди ехали мотоциклисты в форме СС, но в стальных касках. Над фарами
  первого "мерседеса" развевались флажки: немецкий со свастикой и советский
  с серпом и молотом.
   В первой машине ехал глава советской делегации, нарком по иностранным
  делам Советского Союза Молотов и с ним министр иностранных дел Германии
  Иоахим фон Риббентроп. Они расположились по углам просторного заднего
  сиденья, а их переводчики - впереди, на откидных креслах.
   Нарком молчал. Он сидел неподвижно, в застегнутом на все пуговицы
  черном однобортном пальто, в темно-серой шляпе с твердыми, чуть загнутыми
  полями, устремив свой неподвижный взгляд вперед.
   Это раздражало Риббентропа. "Конечно, - размышлял он, - министр обижен
  тем холодно-формальным приемом, который только что был оказан ему на
  Ангальтском вокзале".