по длинной аллее, образуемой густыми рядами лип, и
  остановились недалеко от парадного подъезда.
   - Этот дворец, - торжественно сказал Риббентроп, когда он и Молотов
  сделали несколько шагов по парку, - некогда был собственностью кайзера.
  Теперь он принадлежит Германии...
   Риббентроп тут же счел свои слова неудачными: "Чего доброго, Молотов
  подумает, что я хочу подольститься к нему, выражаясь подобным образом" - и
  добавил уже значительно суше:
   - Фюрер предназначил дворец для гостей немецкого правительства.
   Он повел наркома по парадным комнатам. Они шли молча. Риббентроп искоса
  поглядывал на человека в пенсне, стремясь уловить, какое впечатление все
  же производит на него окружающее - стены, увешанные старинными гобеленами,
  драгоценный фарфор, огромные букеты роз в вазах, старинная дворцовая
  мебель и застывшие у дверей слуги в расшитой золотом одежде.
   Но Молотова все это, по-видимому, не интересовало. Он не задержался ни
  у одного гобелена, не постоял ни перед одной картиной, не полюбовался ни
  одной розой, хотя бы из вежливости.
   Риббентроп с досадой вспомнил, что сам он не удержался от восхищенных
  восклицаний, когда в прошлом году его провели по парадным залам Кремля. А
  сегодня этот апатичный славянин ступает по бесценным коврам одного из
  самых великолепных дворцов Германии, мимо картин и гобеленов, которые
  послужили бы украшением знаменитейших музеев мира, проходит так, точно
  всего этого просто