спиной к Данвицу, лицом к огромному окну, за толстым, пуленепробиваемым
  стеклом которого виднелись освещенные луной горы.
   И казалось, к ним, к этим залитым призрачным светом вершинам, обращает
  свои слова Гитлер. Он говорил теперь уже медленно и весомо, как
  проповедник с церковной кафедры:
   - Только одна страна может претендовать на право стать самой великой
  европейской силой. Это Германия. Почти все остальные нации вырождаются. Но
  вырождение идет слишком медленно. Мы поможем ускорить этот неизбежный
  процесс. Поможем им исчезнуть с лица земли или обрести участь, которую они
  заслужили, - рабскую участь. Германия станет хозяином мира, потому что
  государство, посвятившее себя взращиванию своих лучших расовых элементов,
  не может потерпеть поражение...
   Гитлер снова повернулся лицом к Данвицу, но глаза его словно не
  замечали майора.
   В это время большие стоячие часы глухо пробили два раза. Эти звуки,
  казалось, дали новый толчок мыслям фюрера.
   - Час пробил! - торжественно произнес он. - Вы слышите, Данвиц? Мы
  приняли решение и не отступим от него. Россия будет раздавлена. Первым
  падет Петербург, за ним - Москва. Лишенные большевистской верхушки,
  русские упадут на колени. Дух тевтонский несет в себе неразгаданную тайну.
  Он подчиняет себе слабых. Я предсказываю вам, Данвиц, Россия рассыплется в
  прах, в пепел при первом же столкновении с национал-социализмом. Через
  пять недель после того,