кто был в этой комнате, - одни внутренне усмехались, другие
  трепетали в предвидении неизбежной бури.
   Так и не дождавшись ответа Гитлера и теперь уже явно давая понять, что
  не придает никакого значения всему, что было сказано до сих пор, Молотов
  заявил:
   - Советское правительство дало мне перед отъездом из Москвы совершенно
  точные инструкции, которым я и намерен следовать. Прежде всего я собираюсь
  заявить о том, что в первую очередь интересует мое правительство.
   Молотов произнес эти слова медленно, как-то отрешенно и, вопреки
  обыкновению, почти не заикаясь.
   В кабинете и за минуту до этого стояла тишина, но сейчас она казалась
  особенно ощутимой. Всем своим тоном, холодно-строгим выражением лица
  Молотов как бы говорил: "То, что происходило здесь до этого мгновения,
  является несущественным. А теперь начинается главное, ради чего,
  собственно, мы здесь и собрались".
   Так еще никто не разговаривал не только с самим Гитлером, но и в его
  присутствии. Начиная свой монолог, он ожидал совсем другой реакции. Он
  предполагал, что если Молотов и не "клюнет" на подготовленную для него
  приманку, то, во всяком случае, окажется втянутым в обсуждение, пусть даже
  спор, о достоинствах и недостатках его, Гитлера, предложения.
   Но просто так взять и откинуть слова фюрера, небрежно отмахнуться от
  них! Это было неслыханно!
   Гитлер сделал несколько судорожных движений, беззвучно открывая и
  закрывая рот,