вреден детям, но, по крайней мере,
  мы избавили ее от нервотрепки.
   Надо сказать, что Селезнев пришел к нам на помощь совершенно
  бескорыстно, просто из любви к ближнему. В ходе расследования, узнав о нашей
  компании, он проникся к нам заочной симпатией, а потом вышел на меня, и так
  получилось, что, пока тянулась следственная свистопляска, только со мной и
  общался, завоевав мое самое горячее расположение.
   И вот когда все неприятности остались позади, я познакомила капитана с
  друзьями, нисколько не сомневаясь, что они придутся друг другу по душе. Не
  тут-то было. Несмотря на открытую доброжелательность Селезнева, эти
  неблагодарные свинтусы оказали ему такой ледяной прием, что просто кровь
  стыла в жилах.
   Я ничего не могла понять. Даже если не брать в расчет того, что
  Селезнев помог нам, рискуя своим служебным положением, он был на редкость
  приятным, располагающим к себе человеком, неглупым, веселым и великодушным.
  Не заметить этого могли только законченные идиоты, мои же друзья, если и
  страдают идиотизмом, то в относительно легкой форме. И тем не менее в своем
  неприятии Селезнева они были единодушны. Даже Генрих, который отличается
  излишней мягкостью и готовностью приветить кого попало, в присутствии нового
  знакомого чувствовал себя мучительно неловко, точно чопорная старая дева, по
  ошибке попавшая в матросский бордель. Марк и Прошка вообще вели себя
  отвратительно. Оба весь вечер говорили гадости, Марк - в завуалированной
  форме,