мной, прочие же
  восстановлены близко к тексту по магнитофонным записям устных рассказов
  остальных персонажей, а для объективности приведены к общему знаменателю, то
  есть изложены от абстрактного третьего лица.
   Что из этого вышло - судить не мне.
   В. К.
  
  I
  
   Всяк лечит душевные раны по-своему. Одни щедро дезинфецируют алкоголем,
  другие умасливают чем-нибудь вкусненьким, третьи глушат боль острыми
  ощущеними, четвертые предпочитают в качестве лекарства здоровый воздух гор,
  лесов или морских побережий, пятые исцеляются, отлеживаясь под пушистым
  пледом с любимой книгой в руках, шестые, напротив, обращаются к
  трудотерапии. Кто-то ищет утешения в сочувствии окружающих, изливая горечь
  родным и знакомым, а то и первому встречному; кто-то уходит в себя и
  занимается самокопанием, а кто-то поднимает себе настроение, срывая злость
  на подчиненных или упиваясь видом чужих несчастий; ну, а некоторые прибегают
  к таким радикальным средствам, как крепкая веревка, бритва или пистолет.
   Возможно, это покажется кому-то странным, но у меня тоже есть свое
  лекарство. Почему странным, спросите вы? Дело в том, что большинство моих
  знакомых полагают, будто у меня не просто толстая, а прямо-таки
  непробиваемая шкура. По их мнению, проще проткнуть пальцем бетонную стену,
  чем нанести мне хотя бы пустяковую душевную травму. Что же касается
  аутотравм, то я никогда не была склонна к саморазрушению.
   Ах, как велико искушение представить