ногим причинам,
  из которых не последней было общественное мнение в Израиле, нужно было
  продолжать разрабатывать этот план.
   Однако известие об освобождении 47 заложников, как уже говорилось,
  заставило объединиться весь народ. С быстротой там-тама страну облетел
  рассказ о старой женщине с вытатуированным на руке номером нацистского
  концлагеря, которая была по недосмотру освобождена вместе с 47 счастливцами,
  может быть, потому, что ее паспорт не содержал в себе никаких признаков
  еврейства. Люди повторяли ее слова:
   "Я почувствовала себя, как 32 года назад, когда услышала немецкие
  приказы, увидела автоматы... Я увидела вереницы заключенных, услышала резкий
  окрик:
   "Евреи, направо!" И я подумала: что толку в существовании Израиля, если
  все это может повториться и сегодня?"
   В пустыне возле Беер-Шевы, где Авраам когда-то поил свои стада, где в
  течение столетий скрещивались верблюжьи караванные пути, в 20 милях от
  самого большого ядерного исследовательского центра на Ближнем Востоке, слова
  старой женщины повторяли друг другу пилоты и парашютисты в огромных
  подземных ангарах. Глубоко под замаскированными взлетными полосами находился
  военный штаб, точно дублировавший главный военный центр при министерстве
  обороны в Тель-Авиве. На дубликатных схемах прослеживались маршруты врагов
  Израиля, от Багдада до Ливии. Здесь, собранная воедино и выверенная с
  военной точностью, была представлена картина страны,
   находящейся в вечной осаде, - картина,