итки и бисквиты, как будто бы ничего не произошло.
   Бенгази, где мы приземлились в полдень, был для нас только
  географическим названием - ничем больше. Старший стюард объявил: "Бенгази!"
  - и так мы узнали, где находимся. Мы знали - и я и мои соседи, - что наш
  визит в арабскую страну, которая стремится уничтожить Израиль, не сулит
  ничего хорошего. Конечно, Ливия для нас не тихая пристань.
   Прошел час, потом другой, а мы все сидели в молчании, подавленные
  тяжелым предчувствием. Когда самолет наконец взлетел, стало легче; кто-то
  сказал, что мы летим на юг. Остальные молчали: похитители не разрешали
  разговаривать. Особенно свирепствовала немка: она расхаживала по проходу,
  одной рукой почесывая голову, вернее, свой парик, а в другой держа гранату,
  и снова и снова рычала на нас, чтобы мы молчали.
   Я слышала, как шептались члены команды: они утверждали, что бандиты с
  самого начала знали, куда мы направляемся и что старшему пилоту показывали
  карту с отмеченными на ней точками. Но я все еще не знала, куда именно мы
  летим.
   Мы приземлились, когда было еще очень темно, что-нибудь около 3.30
  утра. Стюард сказал, что мы в Уганде.
   Уганда? Никто из моих соседей не знал, где она находится и вообще, что
  это такое. Затем кто-то сказал, что это страна Иди Амина. Признаюсь, я
  испугалась. Для меня Амин и Гитлер - это одно и то же. Амин всегда вопил,
  что восхищается Гитлером. Сперва немка выкрикивала приказы и бросала на нас
  ужасающие взгляды, а теперь