кло за
  барьер, воздвигнутый генштабом против безумных прожектов. Одним казалось,
  что Моше Даян сумеет каким-то образом захватить лидеров террористов, другие
  вспоминали роль, которую он много лет назад сыграл в истории с Насером,
  третьи думали, что это польстит Амину.
   - Я лично не видел в этом ничего, кроме унижения и риска потерять
  Даяна, - сказал позднее Рабин.
   Имя Даяна, солдата с черной повязкой на глазу, который в глазах всего
  мира был как бы символом Израиля, возникло, когда все задавались вопросом:
   "Можем ли мы захватить Хадада или кого-нибудь другого из главных
  террористов живыми?"
   Большой Папа беспрестанно вспоминал о Даяне в своих телефонных
  разговорах с "Борькой" - Бар-Левом. Даяна даже как-то попросили позвонить
  африканскому диктатору. Даян ответил:
   - Если он хочет со мной разговаривать, то уж лучше вести разговор лицом
  к лицу.
   Вот откуда возникла эта идея. И поскольку ранее начальник штаба
  объявил, что для связи с командованием открыты все пути ("Мы будем
  рассматривать любые варианты"), этот план был также рассмотрен специальной
  комиссией.
   Еще за 25 лет перед описываемыми событиями, когда Даян был военным
  комендантом Иерусалима, за ним упрочилась репутация человека, умеющего
  убедить своих врагов дипломатическим путем в тех случаях, когда он не
  "убеждал" их на поле брани.
   Больше всего премьер-министр Рабин боялся, как бы до Даяна не дошло,
  что его хотят послать в лагерь заложников.