мимо открывающихся фруктовых
  и мясных лавок, мимо распахнутых дверей утренних тихих кофеен, мимо
  темно-серого пятиэтажного здания школы, в которой проучился когда-то два
  года. Он бежал очень быстро, не оглядываясь. Редкие прохожие провожали его
  удивленными взглядами.
   Он помнил с детства, что где-то здесь, в переулке, неподалеку от школы,
  между табачным магазином и парикмахерской, должен быть проходной подъезд. Он
  даже узнал этот дом, с парадным ходом на улицу, с черным ходом в тихий
  дворик. Но дверь парадного подъезда теперь оказалась стальной, с маленькой
  коробкой домофона. Бессмысленно взглянув на кнопки с цифрами, он сделал
  несколько шагов, уже медленно, почти спокойно.
   В открытой двери парикмахерской стояла, прислонившись к косяку, полная
  девушка в сиреневом халатике с чашкой кофе в одной руке и с половинкой
  поджаристого роглика в другой.
   - Прошу, пан, проходите, доброе утро, - сказала она по-чешски и ласково
  улыбнулась.
   Он шагнул в приторный запах лака и одеколона, рухнул в вертящееся кресло.
  Из огромного зеркала на него смотрел чужой, за одну ночь постаревший, очень
  бледный человек, с черными кругами под глазами, с заросшими, ввалившимися
  щеками.
   Пани в халатике быстро доела свой роглик с маслом, одним глотком допила
  кофе и возникла в зеркале у Дениса за спиной.
   - Пана побрить? Стричь не надо? - спросила она, быстрыми легкими
  движениями заправляя крахмальную простыню под ворот его рубашки.