и
  наркотики, потом переправляли в горы. Там эти люди выполняли самую черную
  работу, их использовали в производстве опиума, они ходили за скотиной и сами
  постепенно превращались в покорных животных. Какое-то время их держали на
  одуряющих, разрушающих мозг наркотиках, а потом они уже сами не хотели
  никуда бежать.
   Только встретив Ивана, доктор понял, что и прежде приходилось ему видеть
  в абхазских горных селениях таких вот русских рабов. Но раньше он принимал
  их просто за местных слабоумных. В русских и украинских селах тоже
  встречаются такие вот юродивые, с врожденным идиотизмом разной степени
  тяжести.
   Доктор понимал: помочь Ивану ничем не сможет. Возможно, в хороших
  условиях можно бы добиться некоторого улучшения. Но для этого требовался
  профессиональный психиатр, стационарное лечение. Надежда на то, что Иван
  вспомнит, откуда он, сумеет произнести или написать свою фамилию,
  практически равна нулю.
   Вадим возил ему еду, разговаривал с ним. Постепенно он стал замечать в
  блеклых, бессмысленных глазах Ивана какую-то тень мучительной мысли, что-то
  мелькало иногда осмысленное, живое, но тут же гасло. Вадим видел как врач,
  что жить Ивану осталось совсем немного - организм его истощен побоями,
  непосильной работой, вероятно, влито в него огромное количество наркотиков,
  и эти черепные травмы... Невозможно помочь физически, только вкусно
  накормить и сказать ласковое слово.
   Да, пожалуй,