имую картину и прячь в шкаф", - усмехнулся
  он про себя.
   Но ведь во всем том дерьме, из которого он пытается сейчас выкарабкаться,
  должен иметься просвет, утешение, подарок судьбы. Как ни называй, все равно
  в ушах звучит одно имя: Машенька.
  
  Глава 3
  
   Этот запах въелся в кожу. Сам Иван его не чувствовал, но хозяин, если
  подходил близко, всякий раз морщился и говорил:
   - Ну и воняешь ты, Иван! Все вы, русские скоты, воняете.
   В ответ Иван только тихо мычал беззубым ртом и делал выразительные знаки
  руками, мол, прости, хозяин, не понимаю.
   На самом деле Иван понимал, хотя хозяин говорил на своем гортанном языке.
  Чужой язык выучился сам собой, слова намертво вбились в память, как тонкие
  гвозди в твердую доску. Он все понимал, но никогда вслух не произнес ни
  одного чужого слова. Еще в первые годы он повторял про себя родные русские
  слова, думал по-русски. Пока оставалась надежда убежать, он разрешал себе
  думать.
   После третьего неудачного побега, когда его, связанного, с кляпом во рту,
  волокли через горное село на веревке, он нарочно старался шарахнуться
  головой о какой-нибудь камень, чтобы все забыть и ни о чем не думать. Камней
  попадалось много. Голова была вся в крови.
   Работая на маковом поле, ухаживая за хозяйской скотиной, моя, чистя,
  перетаскивая ведра воды, копая землю, он пытался представить себе, что его
  память - чистый белый лист или легкое облако. Он учился не помнить. Даже
  всплыло откуда-то из глубины