кую-нибудь, жениться, работать в колхозе трактористом.
   Впереди виделась долгая, хорошая, правда, скучноватая жизнь - семья,
  работа. И, конечно, после трех лет в подводной лодке невозможно было просто
  транзитом проехать большой и красивый город Ленинград. Деньгами они
  располагали небольшими, но загулять, хоть немного, хотелось. Все-таки
  дембель есть дембель.
   В шумном ресторане Московского вокзала подсели к ним трое приветливых,
  хорошо одетых кавказцев. Разговор пошел душевный, слово за слово, на столе
  не убывало закусок и водочки. Поезд до Пскова уходил глубокой ночью, времени
  оставалось навалом.
   Кавказцы чокались, произносили длинные умные тосты. Андрей с Вовкой
  разомлели и не заметили, как себе в рюмки кавказцы наливали из одной
  бутылки, а им совсем из другой.
   Первым вырубился Вовка. Голова его вдруг беспомощно повисла, подбородок
  упал на грудь, рот открылся. "Чего ж мы так надрались", - подумал Андрей,
  попытался встать на ноги и поднять осовевшего друга, но ноги стали какими-то
  чужими, ватными.
   Очнулся он в поезде, под мерный стук колес, и сначала подумал, что едет в
  Псков, только удивился: у них-то с Вовкой билеты плацкартные, а здесь -
  купе. Вовки рядом не оказалось. Вместо него присел на нижнюю полку
  приветливый кавказец, ткнул в грудь дуло и ласково произнес:
   - Нэ шевелыс, а то убью.
   Андрей попытался рыпнуться - щелкнул предохранитель. Он понял -
  действительно убьет.