. Во рту сильно пересохло, он попросил:
   - Попить дай хотя бы.
   Ему подали стакан. Но вместо воды туда налили водки, да еще с каким-то
  странным кисловатым привкусом. Он хотел выплюнуть. Его ловко скрутили, сжали
  пальцами щеки, стакан кисловатой жидкости влили в рот. Он опять куда-то
  провалился.
   А потом промелькнули Грозный, какие-то горные села, маковые поля,
  землянки с мокрыми стенами. Он все думал о Вовке, но спросить было не у
  кого. Его куда-то перевозили, кто-то щупал мускулы, гнул шею, смотрел зубы.
  Он видел, как за него платят деньги.
   Из трех своих побегов он уже не помнил ни одного. Осталось только слабое
  ощущение звона и тугого холода на лодыжках - когда его ловили, сковывали
  ноги длинной цепью. А после третьего, последнего проволокли волоком через
  все село. И он пытался посильней стукнуться головой о камень. Как раз после
  того, последнего побега он перестал говорить. С кем говорить? И зачем?
   Теперь он уже знал, что не убежит. Не осталось сил. Он чувствовал себя
  глубоким дряхлым стариком. Зубы искрошились, на голове вместо густых
  темно-русых волос рос реденький белый пух. Он помнил, что когда-то его звали
  Андрюхой. Но сейчас тот давний веселый дембель стал для него как бы чужим,
  далеким человеком. Иногда он мысленно спрашивал:
   "Что ж ты так лопухнулся, Андрюха?" И каждый раз чувствовал, что
  обращается к покойнику. Нет давно никакого Андрюхи. Есть немой русский Иван,
  который уже не помнит,