и прозрачны, как вода.
   -- Он говорил о Боге,-- пробормотал Питт.
   -- Ему повезло. А я буду счастлив, если, когда придет мое время, меня
  положат для последнего успокоения здесь, на церковном погосте, всего в сотне
  шагов от того места, где я родился, жил, работал и любил.
   -- Я бы хотел разделить с вами ваше стремление оставаться на одном
  месте...-- Питт оборвал фразу на полуслове, когда открылась дверь и в
  комнату вошли двое. Они были в полицейской форме. Один из них
  поприветствовал доктора кивком головы, и Питт вдруг понял, в чем дело.
   -- Вам не надо было тайно звонить в полицию, доктор Джонссон. Мне
  нечего ни от кого скрывать.
   -- Нет возражений. Но рука доктора Ханневелла явно пострадала от
  огнестрельного оружия. Я много раз лечил раненых охотников, поэтому точно
  знаю эти признаки. Закон гласит ясно, так же, как, я уверен, и в вашей
  стране. Я должен сообщать обо всех пулевых ранениях.
   Питту все это не очень понравилось. Двое стоявших перед ним крепких
  полицейских вряд ли поверят рассказу о таинственном черном самолете,
  обстрелявшем "Улиссес". Связь между замурованным в айсберг судном и черным
  самолетом не была случайностью: то, что начиналось как обычные поиски
  исчезнувшего судна, обернулось втягиванием в тайную операцию. Он устал лгать
  -- его тошнило от всей этой чертовой кутерьмы. Им владела одна мысль:
  Ханневелл мертв, и кто-то должен за это заплатить.
   --