ступал вечер, Лиспенард-стрит, как и весь "Сохо", преображалась,
  вселяя ужас в одних и буйное веселье в других. Прохаживались мужчины в
  туфлях на высоких каблуках, отлавливали клиентов, а когда и друг дружку,
  проститутки; то и дело звон разбитой бутылки, женский истошный крик.
  Неизменно и ночью, и средь бела дня сюда заруливали "мерседесы", "ягуары",
  BMW и укатывали, прихватив кое-что из творений местных художников,
  выставлявшихся в галерейках типа "Лео Кастелли", "Зонненабенд", "О. К.
  Харрис" или "Пола Купер", а то просто побывав у "Танцзала" и наведавшись к
  ресторану на Весенней улице, где кормят добротной пищей.
   Филип отвернулся от окна, обвел взглядом огромное чердачное помещение с
  высоким потолком. Если смотреть от окна против часовой стрелки, по четырем
  углам идут: кухня, ванная, фотолаборатория и спальня. Там относительный
  порядок. В середине же чердака царила стихия перемещаемых с места на место
  многочисленных вещей - аппаратура, доски с резаками, фанерные задники,
  стойки для рекламных снимков, а также уйма имущества, накопленного за
  десяток лет. Аккуратно развешанные по белоснежным стенам фотографии в
  рамках, поблескивая в свете с потолка, лишь подчеркивали разгул беспорядка в
  центре. Попавших сюда впервые клиентов и покупателей обычно ошарашивал этот
  хаос, но удостоверившись в безупречности исполнения заказа, они забывали обо
  всем остальном. За четыре года обитания на чердаке Лиспенард-стрит Филип
  сумел