- И мне, - сказал Филип, еще не осознавая до конца, что в нем сильнее -
  желание встречи или страх перед ней. - Позвони снизу, я открою дверь. Это на
  третьем этаже.
   - Тогда до скорого, - сказала она и повесила трубку. До скорого.., прошло
  двенадцать лет.., целая вечность. Та глянцевая, неподвижная, черно-белая
  "Хезер. Орли, 1971", бросившая на ходу прощальный взгляд, все-таки
  обернулась и, ожив, нагрянула из прошлого.
  
  Глава 2
  
   Семидесятый год для многих стал началом краха иллюзий. Кошмары войны в
  Юго-Восточной Азии способны были помутить человеческий разум, уже не за
  горами был Уотергейт, на глазах поколения шестидесятых прежние мечты стали
  вязнуть в апатии, в безумном смятении, и само поколение терялось перед лицом
  жестокой действительности, о которой люди больше знать не хотели.
   Для Филипа Керкленда семидесятый был памятен Парижем: возвратом к
  цивилизованной жизни после более полутора лет скитаний до одури по рисовым
  полям Вьетнама. Сам бы Филип оттуда не сбежал, убедил газетный шеф в
  Сайгоне, заметив, что эта война нечто вроде долгого пребывания под водой:
  начинают одолевать кошмары, и страшнее кошмара нет, если день и ночь
  чудится, будто вот-вот враг нащупает своим бамбуком тебя в траве или
  подкинет начиненный взрывчаткой велосипед. Хоть официально Филипу было
  предписано освещать лишь мирные переговоры, фактически ему разрешалось
  снимать что угодно: с самых первых шагов начальство высоко