и люди мои, грохоча сапогами,
  потянулись долгой, неспешной рекой вниз под горку, -- к мостам через Шельду
  -- на восток вглубь родимой Германии. Зазвенели, зажурчали колесами, да
  зазвякали бесконечные подводы с рыцарскими доспехами -- пару лет им
  предстоит ехать в пыли бесконечных дорог, пока люди мои не наденут их в
  Палестине...
   На армией моей взвился андреевский стяг -- флаг моего Геннегау и черный
  крест Германской Империи. Люди мои, чтоб подбодрить себя, затянули "Коль
  славен...", им вторили блеяньем десятки, сотни овец, да коров гонимые меж
  моими отрядами "на прокорм нашего войска". Я, налегке, без доспехов гарцевал
  на коне над моими людьми, ободряя их шуткой, чтоб... Надеюсь, что у меня не
  будет слишком уж много беглых, да дезертиров... Уходим ведь -- навсегда.
  НАВЕКИ.
   Господи, как же страшно сие Слово -- НАВЕКИ.
   Два года. Два года бесконечного марша. Десятки, сотни людей моих
  навсегда упадут, рухнут с голоду, холоду, от усталости только лишь для того,
  чтобы выжившие увидели Гроб Господень?!
   Жуткая Мысль холодком заползла в мое сердце:
   Мы идем к Гробу, чтоб все вместе постоять и заглянуть туда -- вниз, в
  разверстую пасть бездонной Могилы. НАШЕЙ МОГИЛЫ.
   "Во что Веришь ты, Рыцарь? В Гроб?! А я -- в Храм Божий! Ты просишь
  меня Креститься в Веру твою, чтоб и я Поверила в Гроб?! Рассуди сам -- что
  Святее и Чище: Гроб, или -- Храм? И не заставляй меня Верить в