вна, и Антон направился к ней,
  взглядом попросив остальных продолжить свои разговоры.
   За шкафом было не то чтобы темно, но сумрачно, и Антон случайно задел
  рукой клавиатуру стоявшего на лабораторном столе компьютера, и спавший экран
  осветился, голубой фон сделал обстановку интимной и даже чуть таинственной.
   - Я все время думаю, - сказала Криницкая, не дожидаясь вопроса. - Не
  могло этого быть. Никак. Никогда.
   - Что быть не могло, Елена Дмитриевна? - осторожно осведомился Антон.
   - Ничего не могло. Я же вижу, куда вы клоните. Нет у нас таких горючек.
  И в институте нет. А убить Володю... Господи, даже подумать об этом... Маша?
  Она его больше жизни... Когда у него осенью нашли опухоль... Потом
  оказалось, что доброкачественная, вырезали, и все, но сначала, вы же
  понимаете, подумали... Маша чуть сама не умерла, у нее, когда все хорошо
  закончилось, было такое нервное истощение, что...
   - Ревность... - вставил Ромашин.
   - Какая ревность, о чем вы? К кому? Я знаю, вам уже донесли... Да, мы с
  Володей были... И что? Вы можете допустить, что любовь - она как... ну... в
  общем, приходит, когда не ждешь, и уходит, не спрашивая. Так и у нас было.
  Мы с Володей слишком разные люди. Может, поэтому... Я у них на свадьбе была
  подругой невесты. Маша была такая счастливая, что я все время думала: "Как
  хорошо, что у нас с Володей все кончилось".
   Она ведь не Машу выгораживает, - подумал Антон, - а себя, доказывая,
  что не было никакой ревности. Случилась