ль, от которого, как сказал бы автор какого-нибудь романа
  о привидениях, "кровь застыла в жилах". Почему-то эти слова всплыли у Антона
  в голове - его-то кровь, если быть точным, скорее закипела, и прежде, чем он
  успел подумать о чем-нибудь еще, кромы стынущей в жилах крови, ноги, будто
  повинуясь заранее заложенной программе, развернули его тело к двери. Хозяин,
  впрочем, оказался проворнее. Он оттолкнул Антона плечом, дверь распахнул
  ногой и исчез в комнате, что была гостиной, а вопль уже смолк, только
  шелестело что-то, будто невидимка пересчитывал банкноты.
   Ноги поднесли Антона к дверному проему, и глазам представилась картина,
  которую он - эта уверенность возникла мгновенно - не смог бы забыть до конца
  жизни.
   Сервант, в котором Таня Тихомирова хранила единственный в доме сервиз,
  лежал на полу, задняя его стенка была будто прожжена огромной паяльной
  лампой, опаленые края отверстия еще слегла дымились, и видно было, в какое
  месиво осколков превратились тарелки глубокие и мелкие, блюдца чайные и
  чашки с резными ручками, а фаянсовая сахарница почему-то не сломалась и
  лежала на груде битой посуды, будто единственный сохранившийся зуб в
  раздробленной в драке челюсти.
   Таня прижалась к стене в противоположном углу комнаты, Тихомиров
  обнимал ее за плечи и что-то бормотал в ухо - похоже, только состояние жены
  его сейчас беспокоило по-настоящему. Репин почему-то сидел на полу рядом с
  дверью в прихожую, а Вязников стоял посреди