мысль, простая, как
  инстинкт самосохранения, может оказаться равновероятной? Он сядет на стул,
  но стула под ним не окажется, потому что в далекой галактике взорвется
  звезда, у которой совсем вроде бы не было причин взрываться. И погибнет
  целый мир.
   Илья не помнил, что говорил следователю. Видимо, он все сказал
  правильно, если Антон решил его поблагодарить. Видимо, он и потом поступал
  так, как было нужно: вернулся с Антоном домой, где ждали вконец измученные и
  ничего в произошедшем не понявшие Света с Олей, и отвез женщин в Теплый Стан
  - через весь город, и ничего по дороге не случилось. Ничего и не должно было
  случиться, потому что он ни о чем не думал, действовал, как автомат, робот с
  заданной программой. А потом еще обратно ехал и ждал Антона, задержавшегося
  в управлении. Не задержавшегося, впрочем, а задержанного - так правильнее. И
  все это время сидел на этом стуле и ни о чем не думал, потому что боялся
  думать.
   Нельзя жить, когда боишься думать. И нельзя думать, когда не знаешь,
  какие катастрофы способна вызвать одна твоя мысль о том, что бутерброд
  всегда падает маслом вниз.
   Илья лишь однажды приоткрыл сознание - когда Антон сказал ему "научишь"
  и попросил для примера зажечь газ. Это оказалось просто. Очень просто.
  Просто, как вздохнуть. Он ясно увидел - не глазами, а своим знанием теоремы
  Вязникова: где-то на юге (Франция, Италия - не понять, смутное видение,
  неважно) горит лес, с дерева падает пылающая ветка,