азговаривали на плохом английском. Это были не
  американцы и не англичане, скорее всего, люди разных национальностей,
  пользующиеся английским только для того, чтобы проще было понимать друг
  друга. Программа на сцене их не интересовала.
   - Если бы мне было двадцать, - снова сказал жесткий насмешливый голос,
  - я хотел бы, возможно, толпу таких женщин, как вон та. Если бы мне было
  тридцать, принялся бы наживать деньги или попытался сделать
  головокружительную карьеру. Но я-то уже знаю, и вы должны знать тоже, что
  деньги и успех даются только на время, это что-то вроде сна, к которому
  человек может прикоснуться на секунду. - Он тихо засмеялся.- С барышнями это
  всегда одинаково, каждая хочет в конце концов выйти замуж. От карьеры
  останется самое большее - приличная пенсия и к ней ужас старости. Так что вы
  еще хотите? Что вы мне можете дать?
   Августа стояла в белом батистовом старомодном белье перед зеркалом и
  развязывала ленточки корсета. Потом со вздохом его отбросила. Прекрасные
  высокие груди выскользнули как виноградные кисти из корзинки.
   - Вам, может быть, еще кажется, - продолжал устало голос за
  перегородкой, - что время - бесконечно и какое-нибудь десятилетие - это
  огромное время. Однако достаточно закрыть глаза, и с ним уже покончено. Как
  скоро все узнают, что были обмануты! - Раздался неясный звук. Вероятно, он
  смеялся. - Ничего вы мне за такое свинство не можете предложить.
   Утром я