н понял давно,
  чуть ли не в детстве, как она отвратительна. Ворон вошел в подъезд высокого
  серого дома, каких было много на этой улице, и стал подниматься по лестнице,
  наглухо застегнутый, зловещий, черный, словно тень.
   На верхнем этаже он поставил чемоданчик на пол и надел перчатки. Достал
  из кармана кусачки и перерезал телефонный провод в том месте, где он выходил
  из отверстия над дверью. Потом нажал кнопку звонка.
   Он надеялся, что министр один. Эта маленькая квартирка под самой крышей
  была его домом; старый социалист жил одиноко, в бедности и запустении, и
  Ворону сказали, что секретарша уходит в половине седьмого: старик очень
  заботился о своих подчиненных. Но Ворон явился минутой раньше, чем надо:
  министр задержал секретаршу на целых полчаса. Дверь отворила женщина,
  пожилая, в пенсне и с золотыми зубами. Она уже надела шляпку и перекинула
  через руку пальто: совсем собралась уходить и сердилась, что ей помешали. Не
  дав Ворону и рта раскрыть, женщина резко сказала по-немецки: "Министр
  занят".
   Убивать ее он не хотел. Вообще-то ему было все равно - одного или двух,
  просто хозяева могли счесть, что он превысил полномочия. Он молча протянул
  секретарше рекомендательное письмо: пока женщина не услышала его голоса, его
  иностранную речь, пока не заметила заячью губу, она была в безопасности. Она
  сразу взяла письмо и поднесла совсем близко к своему пенсне. Здорово,
  подумал Ворон, она плохо видит.
   - Постойте