ь
  тогда участковым служил, по разным поселкам живал - так я Ваську и у
  старателей в артелях прихватывал и в чумах... Но уж таков увертлив пес -
  ни разу не удалось с поличным поймать.
   Старик замолчал, перенесшись мыслью в давний осенний вечер, вечер,
  когда он неожиданно для всех появился в жилище артельщиков...
   У камелька, постреливавшего углями, возился кудлатый паренек-кашевар.
  А на широких нарах улеглись в круг несколько мужиков с картами в руках.
  Другие, свесившись с верхних полок, наблюдали за игрой. На майдане,
  освещенном керосиновой лампой, валялись скомканные деньги.
   Увидев участкового, все словно окаменели, и только один из игроков
  сохранил полное спокойствие. Положив карты рубашкой наверх, он поднялся во
  весь свой недюжинный рост, оправил накинутый на плечи пиджак. Улыбнулся.
  При этом резко обозначился шрам, протянувшийся от угла рта к левому уху.
   - Милости прошу к нашему шалашу...
   - Опять, Кабаков, народ теребишь? - грозно проговорил Панов. - А ну,
  собирай манатки, и ходу отсюда!
   - Никола-ай Семеныч! - просительно протянул один из игравших
  старателей.
   - Това-арищ участковый! Ничего он не это... не теребит он никого, -
  вступились и другие. - Мы что, без глаз? Видим, кто как играет.
   - Я, Николай Семеныч, честный артист, - одновременно обиженно и
  надменно глядя на Панова, заявил Кабаков. - Люблю риск - то спущу все,