стола. Полная веснушчатая рука фрау Майнхофф
  взлетела, описала мягкий полукруг и отвесила сыну крепкий подзатыльник.
  Шестилетняя Ингрид тихо захихикала, но тут же подавилась смехом и куском
  воскресного яблочного пирога, встретив грозный взгляд бледно-карих глаз
  матери.
   Тринадцатилетний Карл продолжал сидеть не шелохнувшись. Он хотел есть
  сырой говяжий фарш большой ложкой. Ему не нравилось мазать фарш на толстый
  кусок хлеба, как это принято в их доме и во всех приличных немецких домах.
  Он знал, что нарушает священный ритуал воскресного семейного завтрака, но
  его бесили ритуалы.
   Он мог вообще обойтись без свежего сырого фарша и даже без яблочного
  пирога с ванилью, который его мать пекла лучше всех окрестных хозяек. Он бы
  с удовольствием убежал на улицу, купил бы себе сахарный крендель, пакет
  молока за двадцать пфеннигов и позавтракал в одиночестве на мокрой скамейке.
  Если бы мать не выгоняла его сейчас, а просто дала подзатыльник, он бы Так и
  поступил. Но теперь будет сидеть. Из принципа.
   Принципы у Карла были следующие: никогда никому не подчиняться, всегда
  нападать первым, ничего никому не прощать, платить за обиды той же монетой,
  но осторожно, продуманно, чтобы не пострадать вновь.
   Разумеется, он не мог отвесить матери ответный подзатыльник. Но сестренка
  Ингрид еще пожалеет о своем мерзком хихиканье.
   - Карл, встань и выйди из-за стола, - подал голос герр Майнхофф,
  маленький, узкоплечий, худой, но с