оглушительно ржали. Плыл
  горький слоистый дым, пахло пивом, молодым потом и кровью. Все-таки уже
  пахло кровью.
   В погребок редко заглядывали посторонние. Публика была все та же:
  несколько тихих пьянчуг, проститутки с бульвара, иногда приходили панки с
  петушиными гребнями, покуривали марихуану, громко ржали, распевали
  нестройным хором похабные песенки. Между ними и компанией, сбившейся вокруг
  Карла Майнхоффа, до поры до времени соблюдался тихий, взаимовыгодный
  нейтралитет. Ни те ни другие вовсе не хотели, чтобы из-за случайных
  конфликтов хозяин кабачка вызвал полицию.
   Разумеется, к табунку прибивались девочки. Карл равнодушно скользил
  взглядом по накрашенным лицам и все никак не мог остановить свой выбор на
  какой-нибудь одной. Его раздражали однообразие и скучная доступность этих
  молоденьких вульгарных бездельниц, готовых прибиться к любой компании, в
  которой много мальчиков, пива, марихуаны. Ему не нравились выщипанные в
  ниточку брови, ужимки, манера закатывать и прикрывать подведенные кукольные
  глаза. Одеты они были почти одинаково: короткие узкие юбки из замши или
  плотного эластика, трикотажные маечки с низкими декольте на спине и на
  груди, много дешевой тяжелой бижутерии. И пахли они одинаково: приторными
  дешевыми духами, потом, грубой похотью, и слова говорили одни и те же, а
  чаще молчали и хихикали.
   Посетительницы пивной устраивали его только на одну-две ночи, не