олее.
  Но и в университете, среди совсем других девушек, не мог он найти себе
  постоянную подружку.
   Берлинские студентки-интеллектуалки конца семидесятых носили потертые
  джинсы, кроссовки или мужские ботинки, мешковатые свитера, куртки защитного
  цвета. Бровей не выщипывали, любили маленькие круглые очки, огромные
  холщовые сумки-мешки. Волосы мыли каждый день, но почти не расчесывали,
  часто стриглись совсем коротко, под ежик. Никаких духов, каблуков, декольте,
  украшений, никакой косметики, ничего обтягивающего, яркого. Говорили эти
  девушки слишком много и умно, каждым жестом подчеркивали свою бесполость,
  независимость и совершенное нежелание нравиться. Это тоже раздражало, просто
  скулы сводило от скуки.
   Ему нужна была особенная девушка. Не обязательно красотка, но непременно
  породистая, с тонкими пальцами и щиколотками, с узкими бедрами, с чистым
  правильным лицом. Не куколка, глупо хихикающая и хлопающая глазками, но и не
  бесполая серьезная умная швабра. У нее должно быть ума ровно столько, чтобы
  слушать и понимать Карла, но не больше. Она должна быть молчаливой, немного
  странной, ни на кого не похожей. Она должна уметь глубоко и ненавязчиво
  восхищаться каждым словом и поступком Карла. Должна быть верной, преданной,
  готовой ради него на все.
   Нельзя сказать, что в душе его успел сложиться некий конкретный идеал, по
  которому он тосковал в обществе случайных подружек. Меняя девочек, он вовсе
  не тосковал, хотя всегда