севрюги, аккуратно уложила его на хлеб.
   - Да, правильно, Де Ниро! - обрадовалась Галочка. - Ну и вот я тебе
  сказала, что болею. Ты спросила, не надо ли зайти, принести чего-нибудь, а я
  говорю, нет, меня знакомый собрался навестить. Приедет через час. Я ведь
  тебе не сказала, что это Стас?
   - Нет.
   - Вот видишь, даже тебе. Хотя ты единственный человек, который знает о
  наших отношениях. Ладно, ты лучше посоветуй, что мне с Рубеном делать?
   - Ой, Галочка, не знаю. - Марина горестно вздохнула и слизнула несколько
  икринок с ножа. - На этот раз ты вряд ли выкрутишься. Придется сказать
  правду.
   Слушай, дай сигаретку. - Но как же... Рубен не простит. После этого
  только развод. А что будет с Андрюшей? Он отца обожает, он тоже меня не
  простит. А квартира? Как нашу двухкомнатную разменивать на две отдельные? Да
  еще окраина, - она безнадежно махнула рукой, - нет, разводиться нельзя. Но и
  жить он со мной не будет после этого. Другой простил бы, а мой Рубен ни за
  что!
   Она встала и заметалась по маленькой кухне. Все в ней дрожало и
  колыхалось - растрепанные бледно-желтые волосы, огромная тяжелая грудь под
  тонкой белой футболкой, прозрачная влага в детских голубых глазах. Маленькие
  розовые ручки взлетали и бессильно падали.
   - Погоди! А если я скажу ему, что постелила Стасу в Андрюшиной комнате?
   Ведь я правда болею, у меня температура, и вообще Стасик мне как старший
  брат.
   Нет, Мариша, признаваться