ной и детьми, начал с тоской сравнивать свою распухшую
  подругу жизни с эффектными молоденькими женами, которых заводили его новые
  приятели. Сравнение, разумеется, было не в пользу Эльвиры.
   Жизнь между тем понемногу налаживалась, Николаю уже не нужно было
  сидеть на работе до одиннадцати, но он все равно редко оказывался дома
  раньше полуночи, проводя остальное время в казино и ресторанах. А потом он
  и вовсе перестал ночевать...
   - Доброе утро, - сказал Черяга, переступая порог квартиры Заславского,
  - меня зовут Денис, я с Ахтарского металлургического.
   За его спиной тщательно расшаркивался о коврик Гордон. Женщина смотрела
  на него, как на упавшую в варенье муху. Из-за стенки громко причитал
  телевизор. Судя по всему, Черяга оторвал ее от созерцания рекламы
  "Памперсов" или иного, столь же глубокомысленного времяпрепровождения.
   - Николай так и не звонил? - спросил Черяга.
   - Нет, - сказала женщина, - а по мне так пусть и не звонит. Кот
  мартовский.
   Но глаза у нее были красные и расстроенные. Квартира у Заславского была
  хорошая, с евроремонтом, с розовым кафелем в ванной и сорокаметровой
  гостиной, уставленной дорогой мебелью, и Гордон ходил по квартире, с
  интересом оглядывая жилье "новых русских". А когда он вернулся в кухню,
  Эльвира уже разливала по трем кружечкам ароматный кофе, и Черяга
  спрашивал:
   - А когда он отсюда ушел?
   - Во вторник. Позавчера.
   - Он вел себя так же, как всегда?