так предпочтительнее экран телевизора или лицо сидящего напротив
  человека, стараясь уяснить, насколько ты ему интересен. Когда ложишься,
  самое занимательное, за чем можно наблюдать, - это пятна на плохо
  побеленном потолке или узор на обоях. Тоска. Я закатов видел за всю жизнь -
  по пальцам можно пересчитать. Городские, когда солнце валится с небес за
  ближайшую девятиэтажку, я в расчет не беру. Какой это закат? Смех один. А
  уж восходов... На небо смотрим, только чтобы узнать - идет дождь или нет.
  
  А здесь - море. Здесь устав нашего монастыря не действует. Что тут может
  значить наша каждодневная мышиная возня на суше. Здесь каждая минута -
  вечность. Она была такой сто тысяч лет назад и будет такой еще через сто.
  Минута, тянущаяся тысячелетия! Что в сравнении с ней вся моя жизнь? Я не
  говорю уж о каких-то неприятностях, приключившихся в ней.
  
  Я лежу под огромной полусферой неба. Звезды, со всеми своими спутниками,
  планетными системами и жизнями на них, приблизились ко мне на расстояние
  вытянутой руки. Я замер, боясь потерять это сверхъестественное ощущение. Из
  всего моего тела живыми остались только глаза. Я перестал быть земным
  жителем. Я не чувствую под собой опоры, потому что она, эта опора,
  движется, колеблется. Она зыбка, неощутима. Я не вижу ничего, потому что
  вокруг ничего нет.