перед,
  туда, где метрах в тридцати от машины между двумя глядящими друг на друга
  КПП стоял одинокий часовой - почти квадратная фигура в мешковатых брюках и
  сапогах. Они о чем-то заговорили, исполненные уверенности, в ослепительном
  свете прожекторов.
   Затем небрежно махнули машине. Машина подъехала к ним и остановилась
  посреди дороги. Они обошли ее кругом, опять о чем-то потолковали. Наконец с
  явной неохотой позволили ей пересечь границу с Западным сектором.
   - Мистер Лимас, это ваш человек? - снова спросил американец.
   - Да, это он.
   Подняв воротник куртки, Лимас вышел на улицу. Дул ледяной октябрьский
  ветер. И тут он увидел толпу. В домике забываешь о них - недоумевающих,
  озадаченных лицах. Так выглядят беспомощные свидетели дорожной катастрофы:
  никто не знает, что произошло, никто не знает, можно ли прикасаться к телу.
  Между лучами прожекторов пробивался то ли дым, то ли пыль - вибрирующая
  пелена в рамке света.
   Лимас подошел к машине и спросил:
   - Где он?
   - За ним пришли, и он скрылся. Он взял велосипед. Про меня они ничего не
  знали.
   - Куда он отправился?
   - У нас была квартирка в районе Бранденбургских ворот. Над рестораном. Он
  держал там кое-что - деньги, бумаги. Думаю, он поехал туда. А потом будет
  переходить.
   - Сегодня ночью?
   - Он сказал, что сегодня. Остальных всех взяли - Пауля, Фирека, Лендзера,
  Заломона. У него мало времени.
   Лимас молча уставился на нее. Потом спросил:
   - И Лендзера