оянно ощущала, что Лимас чем-то
  сломлен, что с ним что-то не ладно и что однажды по какой-то неизвестной
  причине он может внезапно и навсегда исчезнуть из ее жизни.
   Она хотела, чтобы он понял, что ей известно об этом. Однажды она сказала:
   - Можешь уйти, когда захочешь, Алек. Я не буду удерживать тебя и не буду
  за тобой гоняться.
   Он внимательно посмотрел на нее своими карими глазами.
   - Я скажу тебе, когда придет время, - ответил он.
   У нее была однокомнатная квартирка с кухней. В комнате стояли два кресла,
  тахта и стеллаж с копеечными изданиями классиков, большую часть которых она
  никогда не читала.
   После ужина обычно она что-нибудь рассказывала ему, а он лежал на тахте и
  курил. Лиз не знала, слушает ли он ее, да и не слишком интересовалась этим.
  Она просто становилась на колени возле тахты, прижимала его руку к своей
  щеке и рассказывала.
   Как-то вечером Лиз спросила;
   - Во что ты веришь, Алек? Только, пожалуйста, не смейся. Ответь мне.
   Они помолчали, и наконец он произнес:
   - Я верю, что автобус номер одиннадцать довезет меня до Хаммерсмита. Но я
  не верю, что это произойдет по воле господней.
   Она поразмышляла какое-то время над сказанным, а потом повторила:
   - Но во что же ты все-таки веришь?
   Лимас пожал плечами.
   - Должен же ты во что-то верить, - не унималась она, - в Бога или во
  что-то еще. Я знаю, Алек, что ты веришь. Иногда у тебя такой вид, словно на
  тебя возложена какая-то миссия вроде пастырской.