на кухне совок и щетку и с лихорадочной энергией принялась
  за уборку. Нашла чистую скатерть и аккуратно расстелила ее на ночном
  столике, потом вымыла чашки и блюдца, которыми была беспорядочно уставлена
  кухня. Когда она закончила, было уже полдевятого. Лиз снова поставила воду и
  подошла к постели. Лимас глядел на нее.
   - Алек, только не злись. Пожалуйста, не злись. Я уйду, обещаю тебе, я
  уйду. Но позволь, я сначала приготовлю тебе нормальный обед. Ты ведь болен,
  Алек, тебе нельзя дальше так, ты - о Господи, Алек! - Она разрыдалась,
  прикрыв лицо руками, и слезы катились у нее между пальцев, как у ребенка. Он
  дал ей выплакаться, глядя на нее карими глазами и придерживая руками
  простыню.
   Она помогла ему вымыться и побриться и отыскала пару чистых простыней.
  Потом покормила его студнем и курицей, купленными в аптеке. Сидя на постели,
  она смотрела, как он ест, чувствуя, что никогда еще не была так счастлива.
   Вскоре он снова уснул, Лиз прикрыла ему плечи одеялом и подошла к окну.
  Раздвинув шторы, она выглянула наружу. Оба окна напротив были освещены. В
  одном мерцал голубоватый свет телеэкрана, перед которым неподвижно застыли
  люди, в другом молодая женщина закручивала волосы на бигуди. Лиз стало так
  жаль их, что захотелось заплакать.
   Она заснула в кресле и проснулась лишь к рассвету от холода и неудобной
  позы. Подошла к кровати. Лимас поежился во сне под ее взглядом, и она
  коснулась его губ кончиком пальца.