ьца. Не открывая глаз, он нежно взял ее за
  руку и привлек к себе, и вдруг ей ужасно захотелось его, и ничто больше не
  имело никакого значения, она целовала его снова и снова, а когда смотрела на
  него, ей казалось, что он улыбается.
   Лиз приходила к нему еще в течение шести дней. Он был не особенно
  разговорчив, а когда она однажды спросила, любит ли он ее, ответил, что не
  верит в волшебные сказки. Она обычно лежала, положив голову ему на грудь, а
  он иногда запускал свои толстые пальцы ей в волосы и довольно сильно дергал,
  и Лиз говорила, смеясь, что ей больно. В пятницу вечером она застала его
  одетым, но не бритым, и удивилась, отчего он не побрился. Почему-то это ее
  встревожило. В комнате не было кое-каких привычных вещей - часов и дешевого
  транзистора, стоявшего обычно на столе. Ей хотелось спросить, что это
  значит, но она не решилась. Лиз принесла яиц и ветчины и принялась готовить
  ужин, а он сидел на кровати и курил одну сигарету за другой. Когда ужин был:
  готов, он вышел на кухню и вернулся с бутылкой красного вина.
   За ужином он почти ничего не говорил, и она следила за ним с растущим
  страхом. Наконец страх стал невыносимым, и она заплакала.
   - Алек, о Господи, Алек... что все это значит? Это прощание?
   Он поднялся из-за стола, взял ее за руки, поцеловал так, как никогда не
  целовал прежде, и нежно заговорил с ней. Он говорил долго, рассказывал ей о
  чем-то, чего она не воспринимала и не понимала, потому что знала,