это
  конец, а все остальное уже не имело значения.
   - Прощай, Лиз, - сказал он и повторил: - Прощай. И не ищи меня. Никогда
  больше не ищи.
   Она кивнула и пролепетала:
   - Как мы договаривались.
   Она была рада холоду и ночной тьме на улице, в которой было не разглядеть
  ее слез.
   На следующее утро в субботу Лимас попросил лавочника отпустить ему в
  кредит. Сделал он это весьма бесцеремонно, словно и не стремился получить
  то, о чем просил. Он выбрал с полдюжины вещей на сумму не больше фунта, а
  когда их упаковали и положили в пакет, сказал:
   - Пришлите-ка мне лучше счет.
   Лавочник криво улыбнулся:
   - Боюсь, это невозможно, - сказал он, намеренно опустив обычное "сэр".
   - Что значит невозможно? - заорал Лимас, и выстроившаяся за ним очередь
  глухо заворчала.
   - Вы не являетесь постоянным покупателем.
   - Какого черта! Я таскаюсь сюда уже четыре месяца.
   Лавочник побагровел.
   - Прежде чем предоставить кредит, мы просим предъявить чековую книжку.
   Лимас взорвался.
   - Не пори чушь! - заорал он. - Половина твоих покупателей сроду не видала
  чековой книжки и помрет, так и не увидев ее.
   Это было чудовищной наглостью, поскольку полностью соответствовало
  действительности.
   - Я вас не знаю, - внушительно повторил лавочник, - и вы мне не
  нравитесь. А теперь убирайтесь отсюда!
   Он попытался вырвать у Лимаса пакет, но тот крепко держал его.
   О том, что произошло вслед за этим, рассказывали по-разному.