схватил за шиворот платьица так, что оно
  едва не треснуло, и выпускать не собирался.
   - Странная у тебя любовь... - насмешливо произнесла женщина.
   - А чего она... - гыгыкнул Миша. - Ладно, мы пойдем.
   Ждать Аля не стала. Ребром сандалика быстро ударила парня по голени,
  хватка ослабла, она рванулась, платьице треснуло; кусок остался в руке
  увальня, а девчонка нырнула под руку женщины, в проем растворенной двери.
   - Ах ты...
   Парень озверел от боли, метнулся следом, но женщина перегородила собой
  проход: - А тебе, Бодухин, туда нельзя. У меня ребенок маленький...
   - Да она!..
   - Нельзя. Карантин. Ты понял? - Женщина произнесла еще раз раздельно, по
  складам: - Ка-ран-тин. Лицо Бодуна побелело, рот ощерился.
   - Ну ладно, Сергеева... Когда-нибудь ответишь. Не все твоему крутому
  резвиться... Как-нибудь и мы порезвимся...
   - Что? - жестко и коротко спросила женщина, снова чуть приподняв тонкие
  брови. - Что передать Евгению Владимировичу?
   - Ничего. Это я так. - Парень развернулся и загрохотал ботинками вниз по
  лестнице. Дверь закрылась.
   - Чего, Настька обломала? - встретил его внизу Гнутый.
   Огромный сбитый кулак со стремительностью пущенного из катапульты
  булыжника раздробил Гнутому лицо; тот влетел спиной в стену, сполз на пол и
  затих.
   - Пасть разевать он будет... - в сердцах произнес Бодун. Крикнул: - Муха!
   Корзун, старавшийся слиться со стенкой, дабы самому не попасть