чувствуя, как с каждым глотком
  восстанавливаются силы. Плеснул воды в ладони, умыл лицо, смочил грудь и
  затылок. Головная боль постепенно ослабевала. Присел на запасное колесо,
  задумался...
   Грузовик, скрежетнув тормозами, остановился: дверь фургона
  отворилась, и два эсэсовца грубо стащили Маркелова на землю.
   Осмотреться как следует Алексею не дали: последовала команда угрюмого
  фельдфебеля, и конвойные повели его в глубь двора, где стояло одноэтажное
  приземистое здание с зарешеченными окнами. Вошли внутрь, прошли через
  длинный коридор, в конце которого было несколько дверей, обитых черной
  кожей, не доходя до них, свернули налево. Еще десяток шагов - и эсэсовцы
  втолкнули Алексея в крохотную одиночную камеру, похожую на каменный мешок.
   Металлическая койка на шарнирах была поднята к стене и закрыта на
  висячий замок, узкое, напоминающее бойницу дзота окошко почти под потолком
  камеры было забрано толстыми прутьями; присесть, кроме как на мокрый,
  заплесневелый пол, было не на что.
   Через полчаса принесли завтрак - кружку воды и небольшую краюху
  хлеба. А еще через час Алексея Маркелова повели на первый допрос.
   В комнате было светло, чисто и, несмотря на казенную мебель, даже
  уютно. За письменным столом сидел широкоплечий капитан с Железным крестом
  на мундире и что-то писал. Не поднимая головы, показал рукой на стул
  напротив. Алексей сел.