.. Да, да! Я вижу ваш, Леонид, удивленный взгляд... вижу, вижу. Но, как нынче принято говорить, за базар отвечаю. Давненько уже, когда только-только мы с Лисичкой сошлись... а время было чумовое, горбачевское, перестроечное. Эйфория в жопе играла, и считалось тогда, что я большой художник с большим будущим... вот тогда мы сошлись. Я голову потерял от ее молодости, а она неверно оценила мою стоимость в баксах... ошиблась, значит! Так вот: довольно скоро Таня залетела. Залетела, и мы стали ждать ребеночка. Я в ту пору почти не пил... Да и зачем, судари вы мои? И так хмельной был, без водки. В голове - восторг и северное сияние... не в смысле коктейлей, а в смысле полного поглупения от простого человеческого счастья, от горизонтов бескрайних. От Лисы, мужики, от Лисы. Она, надо отдать ей должное, умеет создать у мужика иллюзию счастья и любви. И ты ей веришь. И думаешь, что она на всем белом свете видит только тебя, дышит только тобой и живет только ради тебя.
   Однажды вечером зашел у нас с Лисичкой разговор о будущем нашего сына, нашего Никиты... да, да, граждане сыщики, именно Никиты. Я ведь Никитой хотел сына-то назвать, и Таня моя мне не перечила, а говорила: да, конечно. Обязательно будет у нас Никита Владимирович... Но потом все сумела повернуть по-своему. Да так, что я даже и не заметил. Так вот, зашел у нас разговор о будущем Никиты. Лисонька и говорит: вот... он будет такой, он будет сякой, он получит Нобелевскую премию. Я отвечаю: при чем здесь Нобелевская премия? Был бы человеком...Э-э, говорит моя Таня, человеков вокруг - тьма. Об них ноги вытирают. Быть человеком - все равно что быть ковриком. Пройдут по тебе и не заметят. В жизни нужно добиться такого положения, чтобы это ты мог о других ноги вытирать... Ой, говорю, Тань. С душком философия-то... Да и вообще, говорю, пусть Никитка сам свою жизнь строит...