ту прелест-
  ную рыжую киску, или, как выражается иногда мой Шура, влезая на свою
  очередную гостью, - "вонзиться в ее пылающий рай", как вдруг совершенно
  неожиданно что-то большое, жесткое, сетчатое, очень больно стукнув меня
  по кончику хвоста, накрыло нас обоих, и прежде, чем я успел сообразить -
  что же произошло, я услышал мерзейший голос этой сволочи Пилипенко:
   - Пиздец коту!!! Васька, затягивай сачок поскорей, а то этот прохин-
  дей опять вырвется!.. Он уже от нас раз пять смыливался! Это котяра того
  самого жида, который в газеты пишет.
   Ну надо же, гад, подонок, в какой момент подловил!.. Прав был Шура,
  когда говорил мне: "Ах, Мартын, не доведут нас с тобой яйца до добра..."
   - Затягивай сачок, кому говорю! - орет Пилипенко, и подлец Васька за-
  тягивает сачок туго-натуго. И мы с моей рыжей лапочкой оказываемся тесно
  спеленутые сетью. Естественно, тут уже не до "врат блаженства" и "жарко-
  го оазиса", да и, честно говоря, у меня от испуга и неожиданности просто
  нечем было бы "вонзиться в пылающий рай" этой рыжей дурехи, которая от
  ужаса, кретинка, завопила таким дурным голосом, что если бы я в другой,
  менее экстремальной обстановке, услышал бы от нее такую истерику, у меня
  просто вообще не встал бы на нее никогда..
   - Все, бля, - говорит Пилипенко. - Теперь он мой!
   - Кто? - спрашивает Васька.
   Васька с первого раза ни во что не врубается. Редкостный болван! От-
  куда эту дубину стоеросовую Пилипенко себе в помощники выискал?